За год до смерти я встретил тебя - Ао Морита
– Что ты такое говоришь?..
– Просто представь. Все равно нравлюсь?
Такуя задумался. И наконец сказал:
– Аяка, ты что, болеешь?
– Я чисто теоретически.
– Ну да, теоретически… Думаю, что мои чувства не изменятся, но не факт.
– Да? Ясно.
Зато честно. Я бы точно так же ответила. Не уверена, что полюбила бы человека, который скоро умрет.
– С чего вдруг такие вопросы?
Такуя шагнул поближе и обнял, притягивая к себе. Я не сопротивлялась. Наши губы соприкоснулись. Мне уже стало все равно, и я покорно разрешила увлечь себя в постель.
Дождь полил с новыми силами. В тихой комнате только часто дышал Такуя и стучали по стеклу капли.
В ночь, когда бушевал страшный ливень, я оступилась.
А утром, когда открыла глаза и увидела спящего рядом голого Такую, страшно пожалела.
В щель между шторами пробивался свет. Похоже, дождь прекратился.
Я переоделась и тихо ушла.
Совершенно опустошенная, я больше часа шла до дома и первым делом приняла душ. Плакала и смывала запах мужчины, пропитавший волосы.
Всю следующую неделю я выходила из дома только на работу, а остальное время провела в комнате. Такуя звонил и писал сообщения, но я не отвечала.
Наступил день фестиваля фейерверков.
Два дня назад Такуя снова меня туда позвал, а потом сообщения резко прекратились. Видимо, согласилась другая девушка.
Еще вчера обещали дождь, но к вечеру пиктограммка в прогнозе сменилась на «ясное небо».
Наверное, Хаясака намастерил тэру-тэру-бодзу.
Вечером я вышла из дома и поехала в больницу.
Вряд ли он хочет видеть меня в гостях. Подумает: «Опять эта». Всю дорогу, покачиваясь на ходу в автобусе, я крутила в голове эту мысль.
Я смущалась заявляться с пустыми руками, так что опять зашла в цветочный у больницы.
– Ах, Гербера-тян! Как всегда, красавица.
Кажется, продавщица уже забыла, как меня зовут. Да и какая разница.
– Спасибо. Мне, пожалуйста, герберы.
– Вас поняла! В больницу, да?
– Да.
– Вы же там… друга навещаете?
– Да, а что?
Женщина широко улыбнулась и предложила:
– Тогда купите сегодня шесть гербер!
– Ну… хорошо.
Мне-то все равно. Но раз продавщица советует, значит, видимо, какое-то счастливое число.
Я заплатила, забрала цветы и собиралась уходить, как вдруг продавщица снова меня окликнула:
– Ах да!
– Что такое?
– Знаете, у гербер разное значение в зависимости от количества цветов в букете. Шесть означают: «Я от тебя без ума».
– Ого! Интересно.
– Вот! – довольно улыбнулась продавщица.
Я ответила ей тем же и ушла.
– О! Миура-сан, ты?
У больницы встретилась со знакомыми ребятами. С одним мы вместе учились в одиннадцатом классе, Сёта Мураи. А вторая девушка – кажется, Эри Фудзимото из баскетбольной секции.
– Добрый день… Вы от Хаясаки?
– Ага. Ты тоже к Акито?
– Ну… Да.
– Точно, вы же с ним в старшей школе много времени проводили вместе. Спасибо, что не забыла его.
Дальше они собирались отправиться на фестиваль фейерверков. Я помахала им рукой на прощание, а сама пошла к лифту.
Перед палатой Хаясаки застыла.
На прошлой неделе я опять вспылила и наговорила ему гадостей. Наверное, он меня видеть не хочет. Я бы даже обрадовалась, если бы он мне об этом прямо в лицо и сказал.
Через несколько минут я решилась и открыла дверь.
– Ого, Миура-сан! Рад тебя видеть. Спасибо, что пришла.
Он очень по-доброму мне улыбнулся. Этого парня я никогда толком не понимала.
– Ты не сердишься?
– За что?
– В смысле, за что? Я же на тебя постоянно ору и так обидела… – слабым голосом объяснила я. Я боялась взглянуть ему в глаза.
– Если честно, я не обратил внимания, и ты меня не обидела. Мне кажется, ты саму себя больнее задела, даже хотел извиниться.
– Да непра…
Нет, он совершенно прав. Я собственными словами больно себя ранила. Устроила такую истерику, что досталось не только Хаясаке, но и мне самой.
– Ты мне и герберы купила! Спасибо. Еще и шесть штук, – заметил он с усмешкой, и я опустила глаза на букет в руках.
– Ты не подумай. Мне просто продавщица сказала, мол, купите шесть. Вовсе я от тебя не без ума.
– Да я понимаю. Она часто сует нос, куда не просят, – ответил Хаясака и открыл альбом.
– Ты и впрямь любишь рисовать. Каждую свободную минутку что-то черкаешь.
– Ага. А больше мне ничего и не остается.
– Гм…
До фейерверков еще оставалось немного времени. Раз уж Хаясака погрузился в мир искусства, то и я решила красиво накрасить ногти.
Вытащила из сумки набор и принялась за дело.
– О, чувствуется, что человек метит в мастера! Даже в палате тяжелобольного пациента практикуешься, – рассмеялся Хаясака.
Я наставила на него кисточку:
– Тебе, что ли, тоже накрасить?
– Не, воздержусь.
Он вернулся к рисунку, а я – к лаку.
Наверное, мы странно смотрелись со стороны, но сидеть так оказалось уютно.
– Скоро фейерверки начнутся, – пробормотал Хаясака спустя какое-то время, подняв глаза на настенные часы.
– Можно с тобой отсюда полюбоваться?
– Да, пожалуйста.
Мы переместились к подоконнику и уставились во тьму.
Только тут я обратила внимание, что там висело два тэру-тэру-бодзу.
– Когда они там начнут? Пора уже…
– Ты точно посмотрел время?.. Ой!
В тот самый миг, когда я сверилась с собственными часами, взорвался первый салют. Снопы разноцветных искр так красиво раскрывались в ночном небе, что я не могла оторвать от них взгляд.
– Сто лет не смотрела фейерверки. Такая красота!
Огненные цветы в летней темноте совершенно приворожили меня своим светом. Хаясака любовался молча.
Когда я бросила на него взгляд, удивилась: парень лил слезы.
В целом я понимала почему. Красиво плакал. Его слезы прекраснее моих.
– Ох, прости! – Он, видимо, заметил, что я смотрю, и вытер лицо. Я никак не отреагировала, только теперь глядела на Хаясаку больше, чем на фейерверки. – Просто вспомнил позапрошлое лето. Задумался, как Харуна тут смотрела на салюты совсем одна, и слезы накатили.
Отсветы фейерверка падали ему на лицо. По щеке покатилась еще слеза.
– Прости, опять я о Харуне.
– Ничего, я не против.
– Да?
Я вновь перевела глаза на небо. Прекрасные фейерверки цвели на ночном небе, как герберы.
Дальше мы молчали и не спускали глаз с красоты.
А когда все закончилось, я, глядя теперь уже на звезды, спросила:
– Хаясака, ты до сих пор любишь Харуну?
Тот вернулся в койку и ответил слабым голосом:
– Да. Не могу ее забыть.
– А зачем забывать? Я думаю, она там, на небесах, радуется.
– Да?
– Уверена. И наверняка смотрела оттуда на фейерверки.
– Здорово,
